«Я заглянул в глаза вселенского ужаса, и с этих пор даже весеннее небо и летние цветы отравлены для меня его ядом».
— Говард Филлипс Лавкрафт

---

Смерть его казалась бесконечно далекой и, тем не менее, столь близкой теперь. Этот день наступил, и ничто не способно повернуть его вспять.

Комната, где спит Мейсон, меняется. Нет больше обоев, люстры, шкафов и стола. Лишь голые стены с одним единственным окном без штор, дощатый пол. Мейсона будит звук колокола. Лампочка, висевшая под потолком, то тускнеет, то становится ярче, и будто следует ритму колокольного звона: чем он громче, тем ярче она разгорается. Комнату окутывает чёрный дым. Он всё больше и, кажется, вот-вот заполонит её всю. Под сокрушающей силой ударов стены начинают оживать. Они теряют свою плотность, плавно двигаются, словно извивающаяся на ветру бумага. Воздух наполняется ужасом и болью.

Запахи. Их так много. Десятки. Аромат цветочных духов, ягод. Вскоре они усиливаются, и к ним добавляется аромат сладкой, словно мёд, крови. Стены снова твердеют. Колокол умолкает, а лампочка резко гаснет. Лишь свет от луны, проникающий в окно, освещает комнату. Густой туман постепенно рассеивается.

Охваченный непониманием, Мейсон медленно встаёт с кровати. Но едва доходит до двери, как замечает сидящую возле стены девушку. Её полностью обнажённое тело покрыто многочисленными порезами, а руки прикованы к кандалам на стене. Глаза её закрыты, а она сама будто полуживая, но, кажется, ещё дышит.

Мейсон внезапно ощущает острое желание. Такое, что частичка человеческого в нём постепенно стирается, низводя до уровня дикого зверя, желающего лишь крови, насилия и плоти той, что сидит перед ним. Ощущает желание вонзиться в это хрупкое тело руками и под пальцами почувствовать ещё живые органы, сжать их. Эмоции поглощают, заставляют задыхаться, а разум трескаться, словно керамический сосуд, наполненный кровью. Вот только крови ему недостаточно — нельзя испытать такую глубину чувств и не возжелать большего.

Мейсон, под влиянием жажды крови и собственного безумия, подходит к девушке ближе. Шаг, ещё один, и вдруг под ногами что-то хрустит. Приятные запахи резко сменяются на зловонные, вонзаются в ноздри, а когда доползают до горла, тянет блевануть.

Из приоткрытого рта девушки вылезает чёрный жук. Он хаотично бегает по её лицу. Следом выползает ещё один такой же. И ещё. Через мгновение её рот кишит ими. Насекомые вылезают, расползаются вниз и надвигаются на Мейсона. В ужасе от увиденного, он мчится прочь из комнаты прямо к лестнице. Оборачивается на секунду, видит, что жуки густым покровом заполоняют уже весь пол. Часть из них добирается-таки до его ног и больно жалит. Мейсон пытается их смахнуть, поворачивается обратно, но лбом упирается во что-то очень чёрное и большое. Поднимает взгляд и видит нависающего над собой Живоглота с зловеще красным глазами. Мейсон не успевает произнести ни звука, как его за шею, словно петля, хватает сотканное из чёрного дыма щупальце. Оно поднимает парня как можно выше, душит. Мейсон хрипит, дёргает ногами, а пальцы его беспощадно пытаются ослабить щупальце, снять. Но оно сжимает лишь сильнее. Живоглот раскрывает пасть, раздвигает нижнюю челюсть как можно шире и постепенно заглатывает Мейсона, пока щупальце опускает его ему прямо в пасть.